Больше я не задавала таких вопросов, как не спрашивала о том, как и когда он собирается избавить Варнай и весь континент от гнета Магистрата. Я убеждала себя, что должна просто верить Шелтеру, доверять. Как доверяла, каждую ночь ложась в его постель и занимаясь с ним любовью. Я все еще волновалась за будущее наших детей, но теперь понимала, что именно пыталась мне сказать тогда Арра Холт, указывая на непохожесть Шелтера на других варнайских офицеров.
Время летело быстро, мысли о предстоящей разлуке становилось все труднее игнорировать. И когда до отъезда осталось всего два дня, я окончательно потеряла покой.
Ночью я лежала в огромной кровати Шелтера, бессмысленно глядя в темноту над собой. Шелтер давно уснул и повернулся на другой бок, а у меня даже глаза закрыть не получалось. Тревожные мысли крутились в голове. Наверное, если бы я не боялась его разбудить, я бы уже встала и ходила кругами. Я даже подумывала тихонько выскользнуть из его спальни и отправиться в свою, но удерживало то, что я снова уже начала скучать по Шелтеру, хотя он еще не уехал. Разлучаться даже просто до утра не хотелось. По той же причине я и не могла уснуть.
Повернувшись на бок, вновь зацепилась взглядом за расчерченную шрамами спину. Ощутила знакомый неприятный холодок в животе. Вспомнила как Шелтер говорил: «Или сражайся и умирай на поле боя, или подыхай в карцере от голода, забитый плетью до кровавого месива вместе спины». А еще он говорил: «Наказывали за любые провинности. Слишком вольная поза? Недостаточно чистый воротничок? Плохо пробежал дистанцию? Получи свой десяток ударов плетью».
Сколько же таких наказаний ему пришлось пережить? Наверняка ведь не каждое оставляло столь заметные следы, которые не смогло свести время. И Лингор, как бы хорошо ни относился, не мог защитить его.
Я лежала, смотрела в ночной полутьме на старые, но все еще заметные рубцы, и чувствовала, как сердце в груди бьется все чаще. Я старалась не думать об этом, ведь Шелтер постоянно повторял, что дело прошлое, что уже шестнадцать лет он живет другой жизнью, но я сомневалась, что для него самого это действительно осталось в прошлом. Как раньше он держался за память о доме и семье с помощью птички-свистушки, так теперь помнил о рабстве с помощью этих отметин.
Глядя на один из шрамов, я вдруг почти как наяву увидела опускающуюся на спину плеть, оставляющую этот след. Увидела – и почувствовала эхо того удара на собственной спине, отчего непроизвольно дернулась.
Воображение живо дорисовало мне все остальное. Обнаженного по пояс парня, в котором я не сразу, но узнала молодую версию будущего генерала, деревянные колодки, в которые были закованы его голова и руки. Увидела мужчину в форменных брюках и рубашке, промокшей от пота в подмышках, и плеть в его руке. Услышала свист, с которым та рассекает воздух, и мерзкий звонкий хлопок, с которым ложится на спину. И сдавленный стон, все-таки вырывающийся сквозь стиснутые зубы. Высокий болевой порог? Ну да, наверное, его пришлось повысить, чтобы выжить.
Я знала, что лежу в постели, что прошло много лет, что смотрю на совсем другого человека, но все равно видела юношу, на несколько лет моложе меня, который в полубредовом состоянии едва стоит, по-прежнему закованный в колодки, хотя наказание давно закончилось и уже почти стемнело, а с неба обрушились капли холодного дождя. А он все стоит, и рядом с ним еще двое. Тонкие струйки воды стекают по волосам и лицу, возможно, смешиваясь со злыми слезами, пряча их от постороннего взгляда. А на спине смешиваются с сочащейся из лопнувшей кожи кровью, окрашиваясь в розоватый цвет, стекают по бокам.
Боль, отчаяние и ненависть того мальчика я чувствовала сейчас как свою собственную. Протянула руку к спине генерала Шелтера, но в своем воображении коснулась лица «номерка» два-восемь-шесть-три-три-девять. Погладила по щеке и не удержалась, прошептала:
– Все будет хорошо, мой мальчик. Каким бы ни было страдание, оно заканчивается. Оно сделает тебя сильнее, и ты поднимешься так высоко, как поднимаются лишь единицы. Все изменится, твоя жизнь изменится. Боли больше не будет. Такой – не будет. Уже скоро, милый. Потерпи немножко. Ты главное живи. Живи – и однажды мы встретимся.
Неизвестно откуда взявшиеся слезы застилали глаза, но я все равно увидела, как Шелтер шевельнулся. Мой Шелтер, мой Оллин, что лежал рядом. То ли я разбудила его своим прикосновением, то ли он и сам не спал, а лишь делал вид, но он вдруг перевернулся, сгреб меня в охапку и принялся целовать. Торопливо, исступленно, везде, куда мог дотянуться: лоб, щеки, глаза, губы, подбородок, шея.
– Это была ты… Тогда, давно… Я столько всего передумал за эти годы… Что это мама… Что это галлюцинация… Что это магия стихий… А это была ты.
Я не понимала, о чем он говорит, только гладила по лицу, целовала в ответ и шмыгала носом, смаргивая слезы.
Лишь когда мы оба немного успокоились, Шелтер объяснил:
– Это было незадолго до того, как я встретился с Нариэль. Очередное наказание, которое едва не довело меня до отчаяния. Я в тот вечер снова думал: все, хватит, отвоевался. Не было сил и дальше слушать Лингора, терпеть, надеяться… Я стоял под дождем и думал, что в следующем бою все закончу, на этот раз уже точно. А потом мне в лицо дохнул ветер, и я услышал шепот. Помнишь, я говорил, что однажды слышал предсказание? Вот это было оно. Я услышал его, и решил, что должен найти для себя выход. Твердо так решил, что раз мне пообещали, то он есть. И буквально через пару месяцев нас отправили охранять Магистра и его жену. Я всегда считал, что моя жизнь изменилась именно тогда. Я ступил на новую дорогу. Сначала я думал, она приведет меня к матери, но мы с ней разминулись: она умерла раньше, чем я смог ее найти. Тогда я решил, что этот путь ведет меня к возмездию. А теперь знаю правду. Все эти годы я шел к тебе. Я шел на твой зов, отправленный мне сквозь время и пространство. Ты действительно шептунья, милая. Ты очень сильная шептунья.
Глава 14
Я все еще боялась поверить в то, что Шелтер заявил ночью, но отрицать уже не было смысла. Не могло быть причин, по которым он солгал бы мне о шепоте, услышанном много лет назад. Да и судя по тому, как он сам был взволнован и растерян, вероятность обмана с его стороны сводилась к нулю.
Значит, я – шептунья. Могу зашептать боль, снять чужое проклятие, отправить шепотом послание сквозь пространство и даже – что самое невероятное! – время. Факты были налицо, но я все равно не чувствовала свою силу. По-прежнему не понимала, чем отличается тот шепот, который не приносит ни малейшего результата, от того, что творит чудеса. Как сделать так, чтобы он всегда совершал маленькое чудо?
– Мы выясним, – спокойно и уверенно пообещал Шелтер за завтраком. От его волнения не осталось и следа. Как будто со мной ночью в спальне и днем за ее пределами находятся два разных человека. – Я почти уверен, что ту пулю зачаровала другая шептунья. Та, что знает, как работает ваш дар. Завтра я возвращаюсь в Палию. Я найду эту женщину и заставлю обучить тебя всему.
Я посмотрела на него через стол. В его тираде мне не нравилось все от первого до последнего слова.
